Бедная женщина, все мы здесь, все мы
голос хранили, оставшись вне темы,
в апофеозе скабрезного акта
канули в мрак субъективного факта.

Вся эта внешняя неразбериха —
лишь аллегория личного лиха.
Кажется странным обычное дело:
чудо души губит хрупкое тело.

Правда и то: телу некуда деться,
чуть погодя, чуть подальше от детства,
в этих пространствах, зачем-то любимых,
в этих событиях необъяснимых.

В этих утратах, к насилию склонных,
в этих ночах, бесконечных, бездонных,
в этой Любви, ненавидимой светом,
в каторжной радости — здесь, быть, поэтом…

Бедная женщина, все мы здесь, (все мы?),
были людьми — и остались без темы.
Как это странно!
И так это ясно.

…Бедная женщина — вот что ужасно.

Ночная, белая печаль.
Дрейфую, лёжа на спине.
Луна, куда-нибудь причаль,
а то измаялась в окне
дельфином жёлтым.
Полутьма
чуть ближе тьмы.
А там, во тьме,
всё приготовилось к зиме… —
и нет зимы.
Ау, зима!

Аккурат под Merry Cristmas
окунулись с головой
все земляне, оптом – в кризис.
Почитай что, мировой.

Аж руками от обиды
все разводят – вот те на!

«…Пирамиды, пирамиды…» —
напевает Сатана.

Когда-нибудь устанете и вы.
От чтенья, пищи, радио, от смеха,
от головокружения успеха,
от тяжбы с извращеньями молвы.
От сердца — пустоты иль боли в нём,
от радостей, таких безвкусно частых,
невыжданных; и от друзей горластых,
от узости своих духовных норм.
От сплетен и забот, в которых нет
и даже личного особо интереса,
от летнего загара и от веса,
давно уж лишнего, от вин и сигарет.
От связей, телефонов, от девиц
с оплаченным лицом, от сна, от тени,
от утренних бесполых настроений,
от близких и родных зачем-то лиц.
От мыслей, зеркала, от бешенства души,
которой в прошлый миг уж не вцепиться,
от надобности быть, с врагом ужиться,
кому-то отвечать, считать гроши.
Бухтеть в метро, иль очередь дурить,
и прочееѕ
Набитым мелочами,
как мне, и вам, не стыдно ли ночами
спать, не седея,
днём не стыдно ль жить?
Сочтёмте у души на теле швы —
их нет почти.
И это ль не безбожно!
От надобности жить — так безнадёжно —
когда-нибудь устанете ли вы!?

Она мне банки ставила.
Осталась ночевать.
Потом почла за правило
по пятницам бывать.

Тогда — как в многограннике
луч света — я искал
себя. Она мне — драники
готовила, «мяска».

Слегка менялись правила.
Развязка не нова.
…Она мне — просто нравилась.
И всё. Кто виноват!

Потом… Остервенения
невыносимый шквал.
В процессе обвинения
я (сам себе) — кивал.

Дошло! В бреду усталости,
когда слегка воскрес:
ей не хватало — малости,
каких-то там чудес.

И — всё! Накрылись правила:
навстречу чудесам,
она меня «оставила».
А я остался сам.

Вот.
Память — территория
с весь мир величиной.

Житейские истории
случались и со мной.

Проводи ты меня, проводи.
Не гони, не толкай — проведи
к горизонту. И там, у черты,
отпусти на стезю высоты.

Полечу… Обличу, залечу
искаженья в движении чувств.
Облечу долгий круг и вернусь,
забывая за крыльями грусть.

Только ты за черту не ходи,
потужи обо мне, подожди.
Ни на чём я тебе не клянусь —
просто, сам понимаю: вернусь.

Будет космос полёт обрамлять,
будут звёзды манить и влюблять,
будут мускулы рваться в груди —
пересилю, вернусь, подожди!..