Эта осень кажется
бешеной и мстительной.
Во, даёт! — куражится
над братвой растительной.
Как-то грубо, яростно
красит всё, панически.
…Ели мы боярышник
(вкусный!) в Ботаническом.
Трон фазы
в саду мазы
обдало с гор газом.
У фазы — сразу
и ум за разум
и маразм,
разом.
У мазы —
оргазм.
Конец фразы.
Праздношатание в сетях
достало, быстро, как всегда.
И я — пошёл смотреть сентябрь.
Возможно, день не угадал.
Ветра играются в игру.
В ней смысла нет.
Ей нет конца.
На месте неба — серый грунт,
темнее тюшки из свинца.
Без света — вроде, без души.
Душа вздохнула тяжело:
ещё и это…
Я решил:
картинка — дрянь, художник — лох.
Нет, гений тоже. Но — дебил.
И у него — конкретный глюк.
…Я осень, помнится, любил.
…Да что греха таить — люблю.
Театр закрытых глаз.
В нём призраки играют
спектакль-коллаж, спектакль-калейдоскоп.
Картинки, монологи, ощущенья
скользят, мелькают, делают круги
и (в основном и целом) — исчезают,
ведь ты — зевака, жаждающий сна,
пустого забытья.
…На жизнь похоже?
А ты сегодня?
Тоже
жил лёжа?
Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, – это звездное небо надо мной и моральный закон во мне.
Иммануил Кант
По поводу вер.
Вот я понимаю, когда
Вера — проста.
Так вода…
Иль так, допустим,
прост полумесяц ночи.
И в ней, в этой Вере, грехи, например —
НЕ простят,
НИКОГДА,
НЕ отпустят.
Знай и — живи… как хочешь…
Пробка — мёртвый стипль-чез,
в час 100 метров тупо «мчим».
Каждый нервничает без
посторонней помощи,
по причине по одной —
завтра будет выходной.