Юноша.
Ведь он в какой-то мере —
лодка с парусом у жизни на волнах
(в прошлых, да и в наших временах) —
нет ни компаса, ни прочих там снастей,
чтоб в чересполосице страстей
и слепой борьбе высокомерий
выдержать и штиль и лютый шквал.

…Но можно и просто — нарваться не на того…

Думаю, что здесь он здесь побывал,
раз — Лермонтово.

х

Но музыка — не заиграла.
Другие звуки.
Царица Ночи потирала
старушьи руки.

А тишина — сродни удавке.
На сыр в капкане
ползли зелёные козявки
по черной ткани.

Зашевелилась бесконечность.
И вечность — выше.

Я при гляделся и… —
конечно! —
ноктюрн услышал.

х

По над бездною без дна
бродит белая волна
и, не знаючи забот,
больно бьётся барже в борт.

Где темно и тишина,
прозябает глубина
в черном холоде — и ждёт,
что к ней с баржи упадёт.

А у нас здесь — ночь черна.
Выпьем белого вина?

х

Исчерпав запасы дури,
никнет море после бури.
Волны в белом неглиже
не стараются уже.
Ветер жив, но — иногда.
В тучах кончилась вода.
Да и в небе распласталась
осторожная усталость.

…По-другому не бывает:
все, что сбылось — убывает.

Доктор-Время — убивает.

х

Тревожат всуе ветры скорые
кривые горы и предгория,
а речка, жизни аллегория,
перебесившись, входит в море и —
в нём бесследно растворяется,
отдав последний всплеск волнам…

Всё, в назиданье глупым нам,
ежемгновенно повторяется.

х

Скользя, с небес сползает скатерть.
Ты посмотри — они, до дна,
синее ситца или льна!
У пирса плоская волна
слегка раскачивает катер.

Обывательская рать,
позабывши пить да жрать,
распласталась загорать.

…После шторма
это — норма.

х

Мои проблемы мне ясны:
я не считаю жизнью сны;
мне только мелочи важны;
любимой в свете нет страны;
не все родные мне родны;
зимой жду лета, не весны;
ослы получше, чем слоны;
лес начинается с сосны;
мне мир противен без жены…

Так я устроен в голове.

И — я не слышал тишины
недели две.

х

Посинела моря лужа.
Тормознулся ветра ток.
Розовея, пахнет ружа,
многочисленный цветок.

Зной. На трассе замер трафик.
В поле каменной плиты
муравей рисует график
бестолковой суеты.

Засмотревшись, я ел финик.
Постигал — и не постиг.
Вдруг — запрыгали дельфины
возле берега почти.

Финик.
Воздух.
Ружа.

…Тут
длинный
отдых —
тоже
труд.

х

Вечер. И чайки, крикливые изверги,
повыключали дурацкие выкрики
(точки-тире свои, иксы да игреки,
ругань да сплетни. А может, и лирики…
Больше похожие, впрочем, на зумеры.)
В небе — столкнулись две серые выкройки.
Ветер прогнал их с картинки — и в сумерки
сразу рассыпались синие искорки
из наклонённой тарелки Луны,
в стайки собрались…

Под шелест волны
я и не сплю —
и уже вижу сны.

Ночь — эфемерное ТВ
над Лермонтово.