Сознанья моего рука
во тьме качает колыбель.
Сознанья.
Моего.
Лежу, и слышу:
Лёня…Лёня…Лёня…
Сознанья моего рука
во тьме качает колыбель.
Сознанья.
Моего.
Лежу, и слышу:
Лёня…Лёня…Лёня…
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
Редьярд Киплинг. Ким
Очень немногие белые люди, но многие азиаты способны забраться в своего
рода лабиринт, вновь и вновь повторяя про себя свое собственное имя и
позволяя уму свободно размышлять о том, что называется индивидуальностью.
Когда человек стареет, способность эта обычно исчезает, но пока она
сохраняется, — может проявиться в любой момент. «Кто такой Ким… Ким…
Ким?»
Он сел на корточки в углу шумной комнаты ожидания, и все посторонние
мысли покинули его. Руки его были сложены на коленях, а зрачки сузились и
стали не больше булавочного острия. Он чувствовал, что через минуту… через
полсекунды… решит сложнейшую загадку, но тут, как это всегда бывает, ум
его со стремительностью раненой птицы упал с высот, и, проведя рукой по
глазам, Ким покачал головой.
Длинноволосый индуистский байраги (подвижник), только что купивший
билет, остановился перед ним в этот самый момент и стал пристально его
рассматривать.
— Я тоже утратил это, — сказал он печально, — это одни из Ворот к
Пути, но вот уже много лет как они для меня закрыты.
— О чем ты говоришь? — спросил Ким в смущении.
— Ты размышлял в духе твоем, что такое твоя душа. Тебя захватило
внезапно. Я знаю. Кому же знать, как не мне? Куда ты едешь?
— В Каши (Бенарес).
— Там богов нет. Я доказал это. Я в пятый раз еду в Праяг (Аллабад)
искать дорогу к Просветлению. Какой ты веры?
— Я тоже Искатель, — ответил Ким, пользуясь одним из излюбленных слов
ламы. — Хотя, — он на минуту забыл свое северное одеяние, — хотя один
Аллах знает, чего я ищу.
Старик сунул под мышку свой костыль — принадлежность каждого байраги
— и сел на кусок рыжей леопардовой шкуры, в то время как Ким встал,
заслышав звонок к бенаресскому поезду.
— Иди с надеждой, братец, — сказал байраги. — Долог путь к стопам
Единого, но мы все идем туда.