В глубине прозрачных вод

В глубине  прохладных вод
голубеет кислород.
Или — что там? Только химик
прозаичный разберёт.

Раз берёт, второй берёт
он анализ. И — орёт,
будто речь ведёт с глухими:
несомненно, кислород!

…Бриз, хождение вразброд
волн бессильных взад-вперёд.
И, представь: в стране под ними
рыбий плавает народ,
видя над собою —
солнце. Голубое.

Чёрный коник

Чёрный коник ( сверху — конник)
прискакал на подоконник.
Надо мной — картина Зэбы —
как Мадонна на иконе.

Бьёт сосед (кайлом? снарядом?)
в стенку. Гад, рождённый гадом!
А в окне — кусочек неба.
Жёлтый. Месяц, значит — рядом.

Все деревья — панки

В кассы на вокзале, как всегда —
человечков вечная чреда.
В этой точке сбора потолкутся
и — тук-тук — умчатся кто куда.

А на улице — последствия атак
солнца на врагов — мороз и мрак.
Все деревья — панки: как-то куцы
на висках причёски. Да и так.

Он — оглох

Он казался мне в голову раненным
юрким хищником, как окушок.
Он, бывало — читал Северянина
снисходительно, но — хорошо.

Правдорубцев считали засранцами.
Принимали — лишь джинсы да рок.
Пили мерзкий портвейн перед танцами,
разделивши по-братски сырок.

Мы летали с ним на кукурузнике.
Генацвале галдели: Вах! Вах!
Он случайно открыл мне — мир музыки,
что таится в скользящих словах.

Разметало.
Куда и не метились.
Каждый путь — и отраден и плох…
Жизнь порознь.
Недавно мы встретились.
Пообщались.
Увы.
Он — оглох.