Я до верху, плотно набит — веществами.
Даже не всем ещё придумано имя им.
Иных не представим не только мы с вами,
но, думаю, даже профессоры химии.
И каждое ( пользуясь связями, встречами) —
когда убивает, когда даже лечит меня,
повышает, бывает, ума быстродействие.
И другие воздействия.

…Признаюсь наивно: давно обожаю,
доверясь природы привычному ходу,
выводить, что противно иль раздражает —
на чистую воду.

Свеча горела на столе.
Свеча сгорела.

Постарела трава,
разминувшись с косой.
И по ней уж едва
кто гуляет босой.
Утверждает молва
(ну и — заяц с лисой):
скоро вступит в права
баба с белой косой.
Ни мертва ни жива.
Над лесной полосой
ветер, друг воровства —
закружится осой.
Цвета будет — лишь два!

…Запасясь колбасой,
я — читаю.
Слова.

Чтобы лучше представлять,
как их можно составлять.

Диван кряхтит. Зарывшись в этом хрусте,
день — долго полз в тени прохладной грусти,
таящей лень и скепсис в рукаве.
Уже и вечер.
Вспомнил о Прокрусте,
в глаза взглянувши жёлтой голове,
катящейся в небесной канители,
среди пороши,
забыв о теле.
Потом…
Пришёл Бонгоша.

Оно в изнеможеньи обернулось,
забрав себе тепло из света.
Включился долгий дождь. Луна надулась
(потёртая шинелью эполета).
С деревьев сдёрнув ложную сутулость,
летает ветер. Звёзды — из браслета
рассыпались..
Оно им — улыбнулось.
Лето.

Осень — известный вредитель. Но я
в курсе: за ней и другое водится.
Она такая… предупредительная.
Такая мокрая. Такая модница!

Она — раздевается.
Лучше видения
не присоветуют чистые чувства.

… Жалко — холодная. Как…
произведение
искусства.

Эта длинная ночь не давала мне спать.
Мысли двигались молча сознанию вспять.
Видел серые пятна на жёлтом коне.
И стреляли часы раз в секунду по мне.

Разложив по слогам то, чего — уже нет,
я рассказывал лишнее жёлтой клешне.
А потом и она из окна убралась.
Солнце тучи раскрасило.
Жизнь… —
началась!

Последнему солнцу — не справиться с ветром,
способным играючи тучи совать
по небу. Глаза — наедаются цветом,
чтоб было фантазии что рисовать,
когда всё закончится, белой печалью.
Когда сумасшедших оттенков поля —
исчезнут, укрывшись дырявою шалью,
на вкус — монотонной (как ре или ля).
Внезапная осень орех подраздела.
Не в Греции, чай! Одурел барбарис,
пожар имитируя. Птица взлетела
с сомнением явным — а стоит ли вниз?
В ней гены назойливо ноют: есть страны
теплей и уютней, решайся, спеши..
Она им — поверит.
А родина — раной
останется рваной
на плеве души..

…И на обломках самовластья —
опять! — напишут имена..

Мой друг имел обыкновение
удобно обживать мгновения,
умел (не то, что, скажем — мы..)
впитать в себя их цвет и смысл.