Мы ехали под джаз.
И, полная уже,
Луна как веером прикрылась синей тучей.
Трубач устал мечтать,
подумал о душе,
потом погоревал
о чьей-то жизни лучшей.

Затем — так, ни о чём,
о мелкой ерунде,
и дальше — о неловкой жизни серой.

А я всё представлял,
что едем мы — в Нигде
и верил, что вот-вот
проедем под Венерой.