Чашка валяется.
Книжка. Тетрадь.
Надо бы встать,
наклониться, поднять.
Надо бы пыль протереть.
Чтоб опять
ей — полетать
и всё там же лежать.
Надо бы много чего постирать.
Чтоб надевать, застилать,
протирать.
Многое — выбросить.
Что-то достать.
Съесть. Посмотреть. Почитать.
И — забыть.
Моль пролетела.
Красиво.
Убить? —
Сколько той моли отмерено жить!
Тоже — создание.
Только слегка
сделалось меньше теперь пиджака.
Кто его знает, а вдруг от тоски
лучшее средство — жевать пиджаки.

Так пожуёшь-пожуёшь и — глядишь,
тоже куда по делам полетишь,
сытый, крылатый,
разгонишься жить —
кто-то дотянется —
чтобы убить…
Не поймёт тебя.

Я куплю себе новую куртку
потому, что мне хочется верить:
каждый ход — что-то да и меняет
на позиции в шахматах жизни.
Я люблю свои старые куртки,
только вот — заносил их, до скуки,
надевая их — чувствую старость,
а снимаю — уже с облегченьем.
Я хочу изменить свою внешность.
Может, что-то внутри да и сдвину.
Неизвестно ведь, чем отзовётся
даже самая глупая малость.
Вдруг пойдёт дальше всё, как по маслу,
наконец-то! Хотя…
Там увидим.
Я побреюсь, но стричься не буду.
И — куплю себе новую куртку!

Помнишь: Витебский вокзал,
расставание с похмелья…
Ты не верила.
Я — знал.
Обручённые постелью
продолженья не нашли
обречённому веселью.
Я ступил, как на угли,
на вагонную подножку —
оторвавшись от земли.
И — поехал, понемножку.
Оглянулся — ты перрон
ковыряла босоножкой.
Так и помню всё — как сон,
за страдание любимый,
как судьбу: я был — влюблён,
пусть и глупо, странно, мимо.

Захотела.
Но — не тела.
Некрасиво.
Не нашла.
(Вспомнил Блока).
Пошумела.
Поскандалила.
Ушла.

Так вот и случилось. И связалось:
в эпицентре вакуумной комы
у меня друзей — не оказалось
посреди хороших и знакомых.

Это — жалко…
Это по заслугам,
то есть — за гордыню да пороки —
так всегда с отеческим испугом
каркали мне взрослые пророки.

Вот я и поверил.
…На исходе
Детство потаённое, в котором
больше ничего не происходит —
умирает, взятое измором.

Именно — измором.
И — обманом:
и не время и не место.
Эти,
здесь, взрослеют так легко и рано,
что и отродясь — уже не дети.

Ни при чём гордыня да пороки,
всё произошло обыкновенно:
просто вот — Душа избыла сроки —
Детство в старость выцвело,
мгновенно.

Два дня шло — и прошло.
И завтра — будет третий.
И кто-то приходил.
И кто-нибудь придёт.
Никто не убедит,
что я живу на свете.
И не поверю я —
пускай бы и соврёт.

Остаток бытия
делите как хотите.
Меж стенами — всё есть.
Руины — самый дом
марионетке зла,
отгрызшей с мясом нити,
оставшейся в пыли
и ужасе своём.

Спектакль ваш — суета.
Любители…
Любите!
Всё стало на места —
я места не нашёл.
Отдал последний след
разорванной орбите,
подумал, постоял
и — лёг. И не ушёл.

И — будет третий день
невозмутимой пытки.
Как неподвижен свет,
когда под ним — мертвец!
У вас всё — впереди…
что было.
Будьте прытки.
И где-то на кругу
настигнете… конец.

Всяк ищет — что найдёт.
Теряет только Душу.
И я.
Здесь и лежу —
куда ещё… уже.
И тени нет за мной.
И больше я не трушу
назваться Имярек,
смолчав в ответ Душе…

Шумы, дальние, чужие —
монотонный скучный звук.
А ветра — кружат, большие,
утихая, как-то вдруг.

Соль просыпанного снега
на дорогу,.. на мечту.
Отступление от бега —
шаг, из круга, в пустоту.

Вечера — длиннейший вечер.
Бреши. Дыры. Латки. Швы.
Парафиновые свечи.
Сигареты из травы.

Пища — с виду, на поверку —
голод. В осень — по весне.
А зимою — снег, не сверху,
под ногами, серый, снег.

Всё сбывается… по рекам
обесцененных секунд,
предназначенных — калекам,
а нормальных — всё секут.

Время…
Медленная пытка.
Обычайна. Не нова.
…В рождество пришла открытка
с тем — что нету Рождества.

Я лёг под реквием,
почти что бездыханно.
Почти безвесно.
И от мыслей отстранясь.
…Будильник тикает — естественна и странна
души и времени болезненная связь.

Кощунствует певец, допущенный на клирос —
сойдя, он будет жить, позволив спад душе.
Что чувствует мертвец, когда бессмертье сбылось,
звучит над ним — а он
не слушает уже?..

Гроб посреди
дома. В груди —
вдох.
Призрак? — Входи.
Сядь. Посиди.
Взял? — Уходи.

Дверь на замке.
Труп налегке —
пуст.
Тень в потолке —
как в камельке —
свечка в руке.

Пепел — постель.
А на холсте —
Бог,
вечный истец…
Сам — в высоте.
Сын — на кресте.

…Люди придут —
свечку задуть,
пусть.
Черти в аду
сковороду
греют.
И ждут.

Всё тебе и расскажи!
Ладно:
да,
я люблю тебя, как жизнь —
не всегда.