Я тихо сплю, мне ничего не снится —
так берега вернулись к кораблю.
Уже ни с кем мне не соединиться —
я ничего не вижу, не люблю.
Там — фонари. Под каждым — угол света,
в который заштрихован жёлтый снег.
И это — хорошо. И — долго это.
И — нравится очнувшемуся мне.
Там, дальше — лес, недавно почерневший.
Чуть ближе — тракт вкруг города, где я,
от странствий в пустоте осатаневший,
отметил круг смешного бытия,
нашёл приют, стандартный и приличный,
по логике, воспринятой в стране.
Мне самому мой голос непривычный
уже не нужен в этой тишине.

Мечты сбылись?..
Смотрю — и улыбаюсь:
всё — ни к чему, и более того —
я тихо сплю, почти не просыпаясь,
мне ничего не снится.
Ничего.

Свет убит. Тьма взошла черным парусом.
Неожиданно. Неумеренно.
То ли ночь насовсем — то ли пауза.
Но — темным-темно.
И безветренно.

В темноте неуместны движения —
всё, что кажется, то и движется.
Замахнись — смехотворны сражения.
Закричи — не поймёшь, кем услышится.

Промолчать — страх навыворот вывернуть.
Может шёпотом?
Знаком?
Мимикой?
…Не поймут.
Кто!?
Ведь свет с корнем выдернут,
находить в темноте — это мистика.

А дышать неувиденным, спрятанным? —
И безвкусно,
и неестественно.
Темнота.
Всё в ней сгибло, что свято мне,
обречённое на бездействие.

Как же быть?!
Нагнетание тяжести
пусть не до смерти,
не уморит, но…
Так болит! Здесь и здесь.
Ведь не кажется!
Может пауза? —
тоже горестно.

Мальчишка уродился
Незнайкой на Земле.
И мигом заблудился
в бесцветно-серой мгле.
Где Время — всё забыло
и вслед себе бредёт.
Где будущее — было.
Где прошлое — грядёт.
Где под эгидой Бога
вершится прорву лет —
один! (актёров — много)
затрёпанный сюжет.
Бумажные проекты.
Словесные дымы.
Пустые интелекты.
Мышиные умы.
Людские отношенья.
Звериный зуд в крови.
Поспешные сношенья.
Легенды о любви.
Сердечные зацепки.
Похмельные дела.
Крушения — не в щепки.
Мытьё — не добела.
Возможности без визы.
Ходьба по краю ям.
Треклятые круизы
по проклятым краям.
Магнитные заботы.
Обширные шиши.
Чередованье рвоты
и голода — Души.
Сомнения — до жути,
до ада — до утра.
Непротивленье сути,
неузнаной вчера.
Молчание, до ора.
И — правильный ответ:
да, есть — Сорнячный город,
Цветочный — точно! — бред.

Сегодня солнце не пришло.
Сегодня дождь хозяин улиц.
Дома, поёжившись, проснулись
и смотрят, чуточку сутулясь,
в Невы узорное стекло.

К делам прохожие спешат,
в метро спускаясь молчаливо.
А ветер кашляет ворчливо,
над мутью Финского залива
перевернув воды ушат.

Нас уверили в Бога.
За царя, за Христа
подняла нас тревога
на аллюр три креста.

Кавалерии сшиблись:
мы — на них, на «Даёшь!»
Чьи-то судьбы ошиблись,
чьи-то — канули в рожь.

Не героями пали
те, кто раньше, чем я.
По-щенячьи визжали
русских пуль острия.

Юнкера, умираем
офицерам под стать!
ѕЧто ты вспомнишь пред раем,
проститутку иль мать?

«Незнакомку»? Какую!
Ту, что водкой поил,
и в бреду, не целуя,
предпоследним любил?

Иль бойца, что, играя,
зарубил напоказ?..
Юнкера!
Умираем.
Жизнью предали нас.

Наши души наврали —
и не крикнуть: «Постой!»
Навсегда умираем
ни за что, ни про что.

Всем, и белым, и красным,
Русь — единственный счёт.
Умираем! Напрасно!
Но — куда нам ещё.

Дробление цветов на отголоски.
Просачиванье звуков из щелей.
Отчаянья горящие полоски.
Надежды наркотический елей.
Свет, что на вкус — резина средней пробы.
Тмин впечатлений в хлебе темноты.
Апатии активные микробы.
Позывы вдохновенной тошноты.
Слепое ощущение предела.
Всеядное немое эхо бед.
Статистика обглоданного тела.
Круговорот души в самой себе.
Нечаянные, скрытые признания —
посылки из Созвездия сознания.

Ветер тополем стучится
в мой ночной балкон.
Оглянусь — мне детство снится —
самый старый сон.
Старый-старый, самый-самый,
полноцветный свет.
Там — и бабушка, и мама,
папа, братик, дед.
Всё и все теперь — далече,
было — и сбылось.
Сны — единственные встречи,
как-то так пришлось.
Тополь тукнет — просыпаюсь.
Оглянусь — тепло.
Пусть недолго — улыбаюсь
в чёрное стекло.

Всё длится, длится, длится
не отличишь от сна:
похожие все лица
и те же имена.

Калейдоскоп нелепый
в трёх зеркалах кривых
событья кружит слепо
для зрителей слепых.

Всё дальше, дальше, дальше… —
затёрт за будней ряд
день, прожитый без фальши,
день, прожитый не зря.

Вчерашнее забыто.
Сегодня — ничего.
А завтра — тьмой укрыто
от взгляда твоего.

Всё будет!
Будет.
Будет?
Будильничек мечты
всё будит, будит, будит —
но не проснёшься ты.

Остаться не надейся.
И уходить не смей.
О стены тела бейся.
И телом тем старей.

Как жалко…
Как красиво
задумано, скажи?
…В калейдоскопе криво
мелькают миражи.

Всё тише, тише, тише,
всё тише кровь течёт.
Проверь — неужто дышишь,
неужто жив ещё!?

…Всё правильно.
Все живы.
Все жили на Земле.
Все разговоры лживы.
И эти — в том числе.

Остановиться — чтоб успеть.
Не оглянуться — чтоб увидеть.
Простить — чтоб только не обидеть.
Любить, не смея ненавидеть.
Жить, забывая умереть.
Родиться — чтобы промолчать.
Зубрить — чтобы не зная помнить.
Чтоб выбросить — успеть заполнить.
Чтоб вытащить — тянуть за корни.
Чтобы найти — не замечать.
Молчать — чтоб поняли скорей.
Чтоб не убили — улыбаться.
Болеть — чтоб поздно просыпаться.
Чтоб знать себя — в других копаться.
Чтобы страдать — иметь друзей.

Я торговал — Душой…
Я бросил на дорогу
художество сие.
И произвольно ждал:
коль суть твоя — товар,
и он не годен Богу —
за небольшую мзду
пусть Чёрт бы всё забрал.
Я знал, о чём просить
(быть может — слишком ясно),
лишь объявись купец,
умеющий платить!
Но — вновь! — всё обошлось.
Заранее — напрасна
последняя мечта,
последний смысл жить.
И я ушёл.
Сбежал.
Унёс лицо и ноги.
А то, что там лежит —
пускай.
Эй, не споткнись,
прохожий человек
о камень на дороге.
Как раньше (от греха) —
слегка посторонись.